В 6-8 номерах нашего журнала мы вам представили "Плач Ярославны" из поэмы "Каяла", вольного переложения "Слова о полку Игореве" Валерия Темнухина. В этом выпуске завершаем публикацию материалов этой книги.

От редакции

 

 

Гигантские столпы литературы, как древние места Силы, будут манить к себе всегда: читателей, почитателей, ниспровергателей, толкователей. Таково свойство древнего мощного памятника: он перестает быть памятником именно в силу своей невероятной жизнеспособности, перепрыгнувшей века. Толща времени, как выясняется на сотнях примеров, неспособна разрушить то, чему суждено жить, ибо исторически крепкие произведения искусства говорят сами за себя и сами лепят, образуют форму исторического и культурного пространства, указывают направление движения сложносоставного культурного массива.

Таково “Слово о полку Игореве”. Оно есть необъяснимое, почти священное, сакральное чудо древней словесности – и в то же время дерзкий культурный прецедент, будоражащий современное литературное сознание. “Слово...” всегда пребудет остросовременным, и именно в силу своего бытия внутри древнеславянских языковых и образных символов-знаков: художник каждого времени, в свой черед, хочет прикоснуться к его пылающей материи, влив пламенный поток древней лавы в гранитное русло современной ему словесности. Жизнь “Слова...” в пересказах и интерпретациях, в десятках уже известных нам, принадлежащих перу замечательных русских писателей филологических вариаций, прежде всего, говорит о том, что образы одного из наидревнейших сохранившихся русских текстов ложатся на современные культурные смыслы воистину грандиозно и симфонично, несмотря на одинокий “Боянов” голос, глас певца, поющего нам эти эпические напевы из сизой, синей дымки давно канувших в небытие времён.

Валерий Темнухин отважный человек. Дерзнуть – в который раз – интерпретировать “Слово...”, уподобиться древнему аэду, подхватывающему песню старого сказителя и поющего её на новый лад... на это может пойти только смелый человек и очарованный литератор. Очарованный – и увлеченный вдаль и ввысь – образами “Слова...”, искусством “Слова...”, монументальной – внутри колоссальной спрессованности самого текста, его символо-знаковой системы, и бесспорного лаконизма самого повествования – структурой и архитектурой “Слова...”.

Одна из образных кульминаций темнухинского переложения “Слова...” на современный русский язык – это, конечно, “Плач Ярославны”. Здесь Темнухин бросает перчатку Николаю Заболоцкому – и, не опьяняясь пиететом к громким литературным именам, делает это с естественным стилевым изяществом, музыкальный слух здесь не изменяет ему:

 

В первый день печального похода,

В тяготах разлуки и тревог,

Вглядываясь в сумрак небосвода

И немую даль земных дорог,

 

Рано утром  одинокой птицей,

Руки, словно крылья, распластав,

Причитает зорям-багряницам,

Причитает с болью на устах:

 

«С вольным ветром по речным долинам,

В тишину недобрую полей

Полечу в тоске неодолимой

Горьким плачем верности моей...”

 

Самый естественный размер рифмованной традиционной русской поэзии – пятистопный ямб; он самый напевный и самый раздумчивый, самый, пожалуй, легкий в восприятии – и на глаз, и на слух – и самый мягкий на “образную ощупь”:

 

А, потом, над ней, Каялой тёмной,

Промелькну, хранимая судьбой;

Не крылом коснусь волны бессонной –

Белым шёлком с нитью золотой;

 

Белым шёлком на моей одежде,

На её крылатых рукавах...

 

Эта живопись хороша, тут все видно и слышно, но волшебство этого фрагмента не только в живописи, в золотой вышивке по белому шёлку “крылатого рукава”. Здесь “тёмная Каяла” - символ тоски, скорби, гибели, поражения; а “белый шёлк”, да еще с золотом, рядом, в резком и страшном контрасте, с тьмой – есть знак Божьего покрова над войсками Игоря, знак силы, радости и грядущей победы.

Итак, с одной стороны, тьма, с другой – белизна непорочности и верности и золото Господнего торжества: вот основные краски “Плача Ярославны”, и впрямь похожего не только на музыку, на симфоническую поэму раннего утра на городской стене в Путивле, но и на фреску на стене собора где-нибудь во Владимире, в Суздале, в Ростове Великом:

 

Разгорелась битва утром рано –

На Дону мечи обнажены.

А в Путивле плачет Ярославна,

Причитает с крепостной стены:

 

«Ветер, ветер! Что ты поневоле

Налетаешь, преграждая путь?

К дальним грозам отметая горе,

Ласково ладьи качая в море,

Мало в синеве свободно дуть?

 

Обнимая лёгкими крылами,

Бьёшься против мужа моего:

Всё быстрее гонишь над полями

Тучи стрел на воинов его?

 

Замечательно в переложении “Плача...” обращение Ярославны к Днепру Славутичу, жена Игоря восторженно поёт его “живые воды”, – и здесь древнейший архетип Живой Воды является во всей первозданной, первобытной мощи; Ярославна просит могучий Днепр – “Так верни с победой, господин мой, /Мужа на сверкающей волне, /Чтобы, как и прежде, быть любимой, /Будущему радоваться мне...”

Тут очень важно это уверенное, мужественное “с победой”, выдохнутое из нежных женских уст. Это тот героический посыл, что в исходном тексте “Слова...” был таинственно скрыт, но у Темнухина стал явен и прозвучал мощно, в полный голос.

“Плач...”, по сути, – это моления, обращения, упования, взыванье женщины к силам природы, к живому Мирозданью, в котором реки и ветер, Луна, звёзды и Дневное Светило, Ярило-Солнце, обнаруживают способность непосредственного участия в судьбах людей и влияния на важнейшие события, ситуации и положения. Кровь древней русской истории текла в водах синих, ярких под Солнцем рек, в потоках ослепительных солнечных лучей. Солнце, центральный “золотой гвоздь” древней Вселенной, ассоциировалось с властелином, с Великим Небесным Князем, и Ярославна не может не обратиться к нему, но вместо должного пиетета, преклонения перед золотым “Владыкой Мира” мы видим своеобразный вызов, который слабая женщина бросает могучему светилу:

 

Что, владыко, жгучими лучами

Настигаешь храбрые полки;

Тяжкий зной колеблешь над полями,

Точно волны призрачной реки?

 

Жажда, посильнее вражьей сабли,

Так и ходит всюду по пятам

В тех полях, где нет воды ни капли,

Где любимый с воинами… (...)

 

Русичам усталым ты всё чаще

Кожаный колчан полупустой,

Стрелы прогибая в нём, скрипящем,

Накрываешь гибельной тоской…

 

Итак, Солнце – не помощник, а бессердечный, злой владыка, безжалостный, карающий обжигающими стрелами и копьями лучей, отнимающий у измождённых воинов благословенную жизнь, глоток животворящей влаги. Солнце, что накрывает воинов “гибельной тоской”, - такого образа не было в русской поэзии со времён “Слова...”, и Валерий Темнухин возвращает нам эту архаическую мощь беспощадных небес.

И таков напор всех земных и небесных стихий: в финале “Плача...” «море смерти" ходит волнами “ заполняя ночь”, рвутся в небесах молнии... и,– о, чудо! – всё это небесное воинство указывает путь воинству земному: князь Игорь, вернись с победой, приди обратно, “к золотому отчему престолу /В городе, где ждут вестей с войны…”

Любая вариация, любое переложение, аранжировка, обработка – всегда коварный и трудный жанр. Невозможно уберечься от нареканий: перед глазами знающих всегда будет стоять Первоисточник; и невозможно спастись от соблазна – ибо искусство во все века крутится вокруг нескольких Вечных Сюжетов, Вечных Образов, и “Слово...” относится к таким вечным магнитам: его притяжение сильно и необоримо, и задача художника, если он серьёзно берется за нелёгкое дело, – отстоять внутреннюю правду древнего текста, обрядив её в удобное платье новой интонации и нового языка.

Социокультурный слой, породивший феномен “Слова...”, давно на дне Реки Времени. Но Река течёт, и новые струги и ладьи плывут по ней, и новые ладони зачёрпывают вечную синюю влагу, насквозь просвеченную солнцем.

Валерий Темнухин опытный гребец. Он не утерял чести гонца, посыльного сквозь времена. Он проплыл на своей ладье по Реке, миновав пороги и перекаты, чтобы передать нам Весть – чтобы мы услышали её на своём, понятном языке.

Елена КРЮКОВА, поэт, прозаик,

член Союза писателей России 

Связь с автором по адресу: temnuhin@rambler.ru

 

Публикация в эл.журнале «ЗОВУ РИТМ», сентябрь 2011